«Отношение рамат-ганского муниципалитета к собранию Цетлиных, на протяжении долгих лет прозябающему в провинциальном помещении, – ничто иное, как левантийское издевательство над понятием «культура», обман дарителей и обкрадывание общественности». Так в апреле 1984-го года журналист «Маарива»» Аарон Долев резюмировал историю впечатляющего собрания, дарованного семейством русско-еврейских меценатов молодому еврейскому городу. Эти слова (за исключением, возможно, спорного выражения «левант») – коротко и ясно передают всю суть истории – начиная с момента, когда корабль с художественным грузом на борту причалил в тель-авивском порту в 1959-м году, и по сей день, когда важнейшая работа коллекции – портрет меценатки Марии Цетлиной кисти В. Серова – выставлена на продажу на лондонском аукционе.
Изначально собрание состояло из 95-ти картин – в основном, работ ведущих русских художников конца 19-го – начала 20-го века. Среди них – М. Ларионов, Л. Бакст, Н. Гончарова и другие. В коллекцию входили также четыре гравюры Рембрандта в оригинале, четыре гравюры французского художника Фрагонара и два наброска мексиканца Диего Риверы – все, судя по публикации в «Маариве», были украдены на протяжении 70-х и начала 80-х годов.
На протяжении семи лет собрание пролежало на складе удобрений и инструментов в рамат-ганском парке «Леуми». Работы мялись, рвались, плесневели. Затем коллекцию вывесили в городской библиотеке – с плохим освещением и без охраны. Прежде чем выставить работы, художественный консультант муниципалитета успел поставить на каждой из них печать муниципалитета. Причем не на оборотной стороне, а прямо на самих картинах. Все это – в полном противоречии с прямым обещанием, данным первым мэром Рамат-Гана Авраамом Криницы дарительнице коллекции Марии Цетлиной в письме, написанном на русском языке в 1959-м году. Как следует из статьи в «Маариве», Криницы написал тогда Цетлиной, что «Рамат-Ган приступает к строительству музея», и обязался выделить в музее специальное помещение, которое будет названо в честь ее покойного супруга Михаила Цетлина». Позже заммэра и секретарь муниципалитета в письменном виде повторили это обещание.
Невидимый музей
Шли годы, коллекция висела в городской библиотеке, оставаясь почти в полной безвестности и не привлекая внимания. Но в 1996-м году, спустя 37 лет после дарования, обещание, которое Криницы дал Цетлиной, наконец было выполнено – открыт Рамат-Ганский музей русского искусства. Казалось бы, достойное пристанище для коллекции.
Музей русского искусства им. Михаила и Марии Цетлиных, о существовании которого знают немногие, расположен рядом с Рамат-Ганским театром и делит здание с музеем, посвященным искусству Дальнего Востока. В здании четыре зала. Два из них полностью посвящены Азии, в самом большом выставляются временные экспозиции художников русского происхождения, а в оставшемся китайские и японский гравюры и скульптуры теснятся рядом с пятнадцатью – не самыми яркими – произведениями из коллекции Цетлиных. Остальные картины собрания после открытия музея были вновь возвращены на склад и продолжают там пылиться.
В конце октября журналистка Newsru.co.il Алла Гаврилова впервые в Израиле сообщила, что рамат-ганский муниципалитет выставил одну из центральных (если не главную) работу коллекции на торги в аукционном доме Christie’s: на момент публикации портрет хозяйки коллекции, нежной красавицы Марии Цетлиной, был уже вывезен из Израиля. Портрет как топ-лот фигурирует на обложке каталога торгов, назначенных на 24 ноября и посвященных «важному русскому искусству». Декларированная цель продажи – финансирование реконструкции музея и увеличения его доступности широкой публике.
В последние недели ряд художников, искусствоведов, журналистов и активистов – в том числе и я как представитель русскоязычной молодежной группы «Полуторное поколение» – организовываем общественный протест против продажи картины. Мы выступаем в социальных сетях против действия, явно противоречащего письменному обещанию сделать коллекцию доступной широкой публике, которой она и принадлежит. Мы с моими товарищами по группе «Полуторное поколение» обратились также к госконтролеру и к государственному опекуну («апотропус клали») с требованием проверить законность процесса принятия решений, приведшего к выставлению картины на продажу. На этой неделе мы организовываем коллективный протестный культпоход в музей с целью привлечь внимание к самому факту его существования.
По словам Натали Нешер-Аман, хозяйки тель-авивской галлереи современного искусства, которая с 1997 по 2007 год проработала в качестве специалиста по связям с русским рынком в аукционном доме Sotheby’s, раз крупнейший в мире аукционный дом выставляет произведение на торги, да еще в качестве заглавного лота, по-видимому, все юридические аспекты проверены и, с точки зрения закона, проблемы нет. На данном этапе стоимость картины официально оценивается в 1.5-2.5 миллиона фунтов стерлингов (от 2.4 до 4 миллионов долларов), но Нешер-Аман предполагает, что в конце концов ее цена составит около семи миллионов долларов.
«В Израиле не существует закона, запрещающего вывозить подобного рода вещи», поясняет Нешер-Аман. «Во многих странах, например, в Италии или в России, существует жесткое законодательство. Из России нельзя вывезти ни одно произведение искусства старше ста лет. Неважно, какое оно. Если вы захотите вывезти фотографию вашей бабушки, вы не сможете этого сделать. Они считаются национальным достоянием. В Италии закон запрещает вывоз практически всего. Во Франции достаточно жесткие законы. В Израиле не существует закона, который запрещает вывоз произведений искусства. Кроме еврейских манускриптов и печатных книг старше трехсот лет, а также археологических находок, обнаруженных после 1971-го года. Непонятно, почему из всех работ они выбрали именно эту. Там очень хорошее собрание. Зачем на периферийный музей тратить миллионы долларов? Вполне можно было бы продать менее важную работу и покрыть расходы на содержание музея».
Прозрачность за закрытыми дверями
Заммэра Рамат-Гана и председатель финансовой муниципальной компании Муки Абрамович является лицом разъяснительной работы, которую муниципалитет проводит в связи с продажей портрета Цетлиной. Абрамовичу приходится справляться и со шквалом звонков от журналистов, и с нападками оппозиции и с критикой со стороны экс-мэра города Цви Бара, который, правда, не является рьяным борцом с коррупцией и, к тому же, сам признался, что повесил одну из картин собрания у себя в канцелярии, но зато гордится тем, что, узнав ее стоимость, «немедленно вернул ее в сейф».
«Никто ни в городе, ни в муниципалитете не знал о существовании этого музея и этого собрания», говорит Абрамович в телефонном интервью. «Оно лежало на складе химикатов, а теперь валяется в запаснике, где не регулируется ни влажность, ни температура. Сохрани Господь, разве так содержат коллекцию стоимостью миллионы долларов? Не показывают ее публике? В музей и пройти-то сложно. Я рассказал об этом мэру. Мы прошли все этапы. Юридическое заключение, городское правление, конкурсная комиссия». (Абрамович подчеркивает, что в 2012-м, в каденцию Цви Бара, городское правление утвердило продажу четырех экспонатов коллекции на общую сумму 468 тысяч долларов: «А теперь он приходит и говорит, что против?»).
По версии заммэра, специалист от Christie’s была приглашена в Рамат-Ган, чтобы оценить работы коллекции. «Затем мы посоветовались со специалистами и решили, что, продав одну картину, мы отстроим красивое и солидное здание, которое позволит продемонстрировать общественности всю коллекцию». Абрамович подчеркивает, что, продавая движимое имущество, муниципалитет не нуждается в разрешении горсовета – достаточно разрешения городского правления.
Вы наверняка понимаете, в чем тут проблема: исходя из публикаций и из слов представителей самого аукциона, речь идет о главном произведении собрания. То есть вы продаете жемчужину коллекции, чтобы финансировать музей, который будет демонстрировать менее существенные работы.
«У Christie’s свои интересы. Поэтому я посоветовался с другими специалистами, которые сказали, что продажа одной из 53-х картин – учитывая, что в коллекции пять произведений того же художника, две из них – портреты Цетлиной – это не существенный урон. Если нам удастся как следует это представить, то выигрыш будет значительно превосходить урон. Сердце болит продавать такую картину, но альтернатива хуже – чтобы она пылилась на складе».
Но разве у муниципалитета Рамат-Гана нет других способов собрать средства? Например, я искала музей в интернете и едва нашла страничку на сайте муниципалитета. У музея нет своего сайта, о нем нет информации, нет рекламы. Никто не знает о его существовании.
«Об этом я и говорю. Туда и добраться очень сложно. И нет места для картин».
«Но нет места, чтобы выставить всю коллекцию».
В статье 1984-го года говорится, что Тель-Авивский музей с радостью принял бы коллекцию и отреставрировал ее.
«Вы бы тоже были не прочь принять эту коллекцию… Дар получили мы. Это имущество города, а не Тель-Авива».
У Абрамовича есть предложение к большим музеям: «Пусть Музей Израиля примет участие в торгах. Нечестно и незаконно было бы предлагать приобрести картину по цене ниже той, что можно за нее получить – то есть фактически за счет жителей Рамат-Гана, которые не уполномочили нас финансировать Музей Израиля или Тель-Авивский музей».
Я уверена, что существуют другие способы сбора средств. Можно обратиться к общественности.
«Но я не могу с помощью общественности собрать 15-20 миллионов шекелей, чтобы построить нормальный музей».
Таков бюджет, который вы планируете вложить в ремонт музея?
«В общем, да. Если картина будет продана, она точно принесет от 10 до 20 миллионов шекелей. Эти деньги будут вложены на специальный счет для развития музея».
То есть деньги не пойдут на другие музеи или еще какие-либо нужды?
«Нет-нет, только на музей, в котором находится коллекция».
А каким образом общественность сможет убедиться в том, что деньги действительно направлены туда?
«Есть выборы… Как убедиться? Есть муниципальный контролер, есть решения правления. Это было решено правлением. Это «покрашенные деньги» (то есть деньги, которые предназначены для определенной цели – Л.Р.). Никто их не тронет».
В продолжении беседы Абрамович подчеркнул, что, несмотря на то что в муниципалитете «всегда найдутся люди, которые будут «против»», его это не интересует: «Есть решение, принятое по всем правилам, цель – святая. Поколения жителей Рамат-Гана будут любоваться замечательной коллекцией, которая нам досталась».
Вопрос в том, оправдывает ли цель средства.
«Есть цена и есть вознаграждение. В данном случае вопрос – 52 картины и нормальный музей или 53 картины на складе».
Можно увидеть решение правления муниципалитета?
«Это невозможно».
Почему?
«Потому что решения правления не являются прозрачными. Юридический советник написал заключение и подтвердил, что решение правильное».
Значит, вы, в сущности, говорите – есть решение, все прозрачно, а потом говорите, что увидеть это решение нельзя.
«Нет. Решения правления непрозрачны. Все решения горсовета мы публикуем в интернете».
Но это не решение горсовета.
«Оно не должно проходить через горсовет. Мэр уполномочен принимать такие решения».
Извините, я вам полностью доверяю, но общественность все же должна увидеть документы, должна увидеть хоть что-то.
«Нет. Решение видели в МВД. Чего же больше?»
Обязанность хранить культурное достояние
Одна из ярких представителей противников продажи картины – это художница Зоя Черкасская, которая утверждает, что русское искусство в Израиле было на протяжении долгих лет «в загоне» – в основном, из-за невежества. Черкасская возмущена утверждением Абрамовича по поводу разумной «цены», которую муниципалитет платит за средства на реконструкцию музея: «У художника такого масштаба, как Серов, каждая картина уникальная, даже если на всех пяти нарисована Цетлина», говорит она. Когда я привожу ей аргумент Абрамовича о том, что речь идет о единственном способе собрать средства на реконструкцию, она отвечает: «Я что-то не слышала, чтобы проводилась какая-нибудь кампания по привлечению средств. В прессе, на телевидении, нигде ничего. Так что явно не все средства были испробованы».
Социолог и культуролог Алек Эпштейн интересовался собранием, еще когда оно висело в городской библиотеке, а теперь принимает участие в борьбе против продажи картины. Он указывает на неточности в словах Муки Абрамовича и на противоречия в позиции муниципалитета. Прежде всего, Абрамович утверждает, что коллекция содержит 53 произведения, хотя как из публикации 1984-го года, так и из последней публикации на сайте Newsruследует, что даже после разграбления коллекции в ней осталось не менее 85-ти работ. Во-вторых, по словам Эпштейна, не нужно быть большим специалистом в искусстве, чтобы понимать, что выставленная на продажу картина бесспорно является жемчужиной коллекции и уж точно – самой важной и дорогой работой Серова в собрании. Ведь речь идет о единственной работе, написанной маслом.
Главная претензия Эпштейна связана с использованием музейного помещения. На его взгляд, тот факт, что музей выставляет сменные экспозиции, которые большую часть времени занимают относительно большое пространство, ему принадлежащее, – это вопрос выбора. «Ничто не мешает выставлять коллекцию в музее или в городской библиотеке на постоянной основе. Можно построить большое роскошное здание и заполнить его временными экспозициями, так что для постоянной коллекции места не останется. Это связано не с количеством места, а с принимаемыми решениями», написал Эпштейн и.о. пресс-секретаря муниципалитета.
Натали Нешер-Аман утверждает, что речь идет об общей проблеме маленьких городских музеев, чье существование на самом деле не оправдано. По ее мнению, интересные и серьезные коллекции находящиеся в маленьких музеях, должны быть переданы крупным израильским музеям – и, таким образом, обрести зрителя и получить заслуженный уход. «Мы не такая уж большая страна. Люди, живущие в Рамат-Гане, вполне могут доехать до Тель-Авива. Есть большие в Иерусалиме, в Беэр-Шеве и в Хайфе – этого более чем достаточно», говорит Нешер-Аман.
Министерство культуры и спорта снимает с себя ответственность за судьбу коллекции. Музей русского искусства официально не признан и не получает финансирования от государства, а потому Закон о музеях, который мог бы в какой-то степени ограничить свободу действий муниципалитета в том, что касается торговли экспонатами, на него не распространяется. Вместе с тем, источники в министерстве пожелали «высказать муниципалитету свое мнение». Источники утверждают, что «муниципалитет обязан хранить культурное достояние Государства Израиль. Муниципалитету Рамат-Гана следовало бы поступить иначе и изменить свое решение о продаже столь произведения, имеющего столь большое значение для израильского культурного наследия».
По словам Нешер-Аман, есть еще один способ спасти коллекцию: найти мецената, который будет готов выкупить картину и оставить ее в Израиле. Она считает, что, «когда речь идет о «болезненных» для произведения или для страны продажах», порой аукционные дома по своей инициативе ищут покупателя, который сможет оставить картину в «стране исхода». Так, например, произошло, когда израильское семейство Шокен выставило на аукцион Sothebie’sзнаменитый Нюрнбергский кодекс, написанный в 14-м веке: «Я помню, что нашей главной целью было найти человека, который приобретет кодекс и оставит его в Израиле». Нешер-Аман говорит, что в определенных случаях произведения продаются до торгов – хотя аукционным домам это и не выгодно, с финансовой точки зрения.
Гендиректор израильского филиала Christie’sРони Бахараб категорически не согласна с этим подходом: «Аукцион – это самый открытый и самый прозрачный способ продажи произведения, принадлежащего общественному институту. Работу может приобрести любой. Могу ли я не выставлять ее на торги, а вместо этого обратиться к кому-нибудь с предложением ее купить? Это нелогично. Принятая у нас в определенных случаях практика, которая, разумеется, зависит от того, кто покупатель, – это спросить у него (уже после продажи), не хочет ли он одолжить работу музею».
Подобное обращение к покупателю со стороны аукционного дома может последовать только после просьбы продавца. На данном этапе подобная просьба не поступала, но, по словам Бахараб, до даты торгов осталось еще более двух недель, а «по меркам аукционов это очень много времени». Так что надежда оставить картину Серова в Израиле еще есть.
*
При участии "Куланана" – инициативы по продвижению справедливости и разнообразия в обществе
