Свершилось неминуемое: уже несколько месяцев мы готовим почти четырехлетнюю Рахель к переходу в «большой садик», где все говорят на иврите. И вот настало 1-е сентября и мы перешли из частного «русского» садика – в муниципальный. И хотя я, по-видимому, нуждалась в моральной подготовке не меньше ребенка, пока налицо сплошные преимущества: садик прямо напротив дома, очень милая воспитательница, просторное и светлое помещение. Куча книг и разнообразных игр. Вдоль стен – пробковые доски, на каждой из которых сегодня вывесили по украшенному блестками сердцу – плоду детского творчества. Видно, что в детей вкладывают. Может быть, таковы стандарты министерства просвещения, а возможно – частично роскошь объясняется тем, что в 2011-м году садик был отремонтирован, после того как вплотную к нему, а заодно – рядом с нашим домом – построили престижную высотку. Но какая разница, мы в любом случае в выигрыше.
И все же уже с первой недели стало ясно: мы оказались «в системе» в полном смысле этого слова. Например, девочки обязаны собирать волосы во избежание эпидемии вшей. И еще: после недели благословенной неразберихи, царившей пока все ко всем и ко всему привыкали, мы с дочерью в одно прекрасное утро столкнулись с запретом вынимать из шкафчиков новые игры. С утра на столах уже разложены игры и, оказывается, по приходе в садик дети должны играть только в них. Мой муж, отводивший ребенка накануне, успел меня предупредить о новом правиле, но когда мы пришли в сад и Рахель захотела достать какую-то игру, я все-таки понадеялась, что ее удастся незаметно протащить на стол. Не тут-то было. Бдительная нянечка нас засекла и предотвратила попытку контрабанды.
Я, конечно, понимаю, что немного с жиру бешусь. В конце концов, мой личный детсадовский опыт и опыт большинства моих экс-советских сверстников – куда жестче. Нам, например, в детском саду на завтрак давали жидкий кофе с молоком. Сейчас это кажется почти невероятным, но да, кофе. Только проблема была не в нем, а в том, что он был с пенкой. А меня, как любого нормального ребенка, от пенки выворачивало (в прямом смысле). Как-то утром меня вырвало три раза подряд. То ли на второй, то ли на третий раз нянечка сказала, что больше убирать за мной не будет. Кажется, я перестала блевать, в основном, от страха, что она выполнит узрозу. С этого дня мама приводила меня в сад позже – после завтрака с кофе.
Еще одно смутное воспоминание из советского детского сада. Я захожу с утра в сад. Все дети сидят по стеночке, руки на коленках. А перед ними, в центре комнаты, сидит мальчик, тоже из нашей группы. Но почему-то он сидит в следовательской позе, закинув ногу на ногу, и тоном прапора раздает команды. По-видимому, воспитательница назначила его ответственным за соблюдение порядка и он воспользовался полномочиями сплона. А может, это аберрация памяти.
Ну, и конечно – зеленые помидоры на обед и запрет вставать из-за стола, пока не доешь. И вечные «хулиганы» и, наоборот, «любимчики» воспитательниц. Короче говоря, если вспомнить советское воспитание, то возмущение из-за «строгих правил» и «жестокости системы» в израильском детском саду кажется довольно диким.
Но есть еще один момент: язык. Кроме Рахель, в саду еще четверо или пятеро детей говорят пока только – или почти только – по-русски. Кто-то был до сих пор в «русском» детском саду, кто-то – дома с бабушкой. Примерно на третий день в садике Рахель сказала, что воспитательница в продленке («цаароне») не разрешает говорить по-русски. Сбывались самые худшие опасения. Возмущенные умы и чаты кипели. Подруга рассказала страшную историю про ребенка, которому в саду запретили говорить по-русски, а он возьми и вообще перестань говорить вне дома. Сейчас он уже подросток, его водят к психологу, но он по-прежнему говорит только дома и только по-русски.
На следующий день мы с мужем решили забрать Рахель из продленки вместе и серьезно поговорить с воспитательницей. Мы были готовы к бою. В ход пошли все отрицательные стереотипы по поводу израильских воспиталок. Но воспитательница, молодая религиозная женщина, совершенно рассеяла наши опасения. Она заверила нас, что ни в коем случае не стала бы запрещать детям говорить по-русски. Пусть общаются на каком угодно языке, главное, чтобы им было комфортно. Тревога оказалась ложной. Возможно, ребенок просто воспроизвел наши скрытые страхи.
Но, пока длилась воображаемая драма с воспитательницей из продленки, я успела поговорить с нашей основной воспитательницей. Как уже было сказано – очень милой и, кстати, русскоязычной женщиной. Она сказала, что по ее мнению, «русским» детям действительно нужно внушать, что в садике говорят на иврите. Не запрещать им говорить на родном языке между собой, но, безусловно, стараться ограничить общение на русском и увеличить долю общения на иврите. Еще она сказала, что собирается разделять «русских» детей во время обучения в группах, чтобы они не сбились в закрытую компанию. Все это вполне логично и, видимо, даже необходимо. К сожалению (или к счастью), у меня, в отличие от многих моих друзей, в израильской школе большую часть времени не было закрытой русской тусовки. Но в любом случае, с какой, казалось бы, стати моей дочери-сабре выбирать себе друзей в зависимости от страны исхода их родителей.
И все же – что-то в этом искусственном разделении «русских» детей и попытке обучить их ивриту за счет сокращения общения по-русски вызывает во мне протест. Я понимаю, что страх этот не вполне рациональный, но все же он существует: что если по мере изучения иврита она начнет забывать русский? Что если, принимая правила «системы», она начнет отдаляться от меня? Я понимаю, что это совершенно не обязательно, но подкорковый страх все же есть. Когда я читаю ей книжку на иврите, мне кажется, что я «отбираю» у нее русский quality time. Когда она смотрит мультик про цыпленка Лули вместо «Смешариков» или «38-ми попугаев», мне почти подсознательно досадно.
И все же я стараюсь прилежно читать ей на иврите, переводить и объяснять глаголы и существительные, даю ей слушать ивритские песенки и смотреть ивритские мультики и передачи, даже если они вызывают у меня легкое отвращение. Компромисс необходим: нужно немного расслабиться, принять ограничения системы и позволить ребенку влиться в новый коллектив наиболее удобным для нее способом (даже если для этого нужно немного «прогнуться»). А может быть, это станет новым этапом и моей собственной интеграции в этой стране. Итак, вперед. Следующий этап: неформальное общение с израильскими однокашниками. Воспитательница сказала, что обязательно надо.
*
При участии "Куланана" – инициативы по продвижению справедливости и разнообразия в обществе